И последнее... О. Александр дружил с Солженицыным, искренне, любил его. Но как только Солженицын начал тосковать о России, писать статьи, которые уже не очень котировались на “Радио-Свободе”, то… Нет, он не бросил друга, но в “дневниках” изменилась тональность. Как так? Какая Россия? Ведь диагноз, как и православию – поставлен. Все умерло, все сгнило. Снова – раздражение.
Часто говорят – нет разницы, где жить. Нет, разница есть. Среда дает о себе знать, впитывается через поры кожи. И на Шмемане она тоже сказалась. И это – естественный процесс, то есть данность. Просто факт. Мне жаль, что он не встретился с такими людьми, каким был о. Иоанн Крестьянкин, что он не посетил Россию, её храмы. Святыни – они важны. Но они не объясняются рационально. Это просто надо почувствовать. И пока этого не произошло, слова – излишни. Да и раздражение, наверное, тоже. Но и тут есть риск. Сложно американцу было бы признать – моя миссия, то, что я считал главным для себя – оказалось неверным. Православие – живо! И может, он понял бы, почему русским людям так важно даже не говорить, а просто постоять рядом с пусть и не очень грамотным батюшкой… Просто почувствовать исходящую от него любовь, которая сама по себе – исцеляет. Любовь, а не раздражение.
Но что-то мне говорит, что о. Александр примирился с Россией. Последняя запись в дневнике сделана примерно за полгода до смерти:
Цитата:
Восемь месяцев – не писал сюда ни слова. И не потому, что нечего было сказать: никогда, пожалуй, не было столько мыслей, и вопросов, и впечатлений. А потому, пожалуй, что все боялся той высоты, на которую подняла меня моя болезнь, боялся "выпасть" из нее. И потом первые месяцы – до Пасхи – писал, работал, вдруг страшно захотелось, чтобы мои английские книги вышли по-русски, хотя, увы, написаны они не в русской тональности и вряд ли перевод передает то, что мне казалось нужным сказать.
|
Я не читал воспоминания современников о дальнейшем, не знаю, есть ли они…
Мне хочется верить, что милостью, а может и чудом Божьим, о. Александр не понял, а именно прочувствовал, что православие – не распалось, и то, что он пытался “вскрывать” всю жизнь – были лишь его собственные представления о православии, ну а перед смертью, наверное, не жалко и от “мессианства” отказаться, как от чего-то лишнего, ведь зачем проповеди “Там”? Мне хочется верить, что он примирился с Россией.